Смотреть больше слов в «Орысша-қазақша салааралық терминологиялық сөздік»
А́ВТОРА О́БРАЗ. Автор (от лат. auctor виновник, основатель, сочинитель) как филологическая категория создатель литературного произведения, налагающий свой персональный отпечаток на его художественный мир. Присутствие автора (А.) дает о себе знать даже в безымянно-фольклорных сочинениях, ибо и в них ощутимы единая воля, вычленяющая и оформляющая данную художественную действительность, единополагающий исполнительско-речевой акт, но образ А. в них еще не сформирован. С развитием индивидуально-творческого подхода к авторству (еще с эпохи античности, а в новое время с Возрождения и особенно в эпоху романтизма) в художественный строй произведения все более втягиваются содержательные (характерологические, мировоззренческие) аспекты личности автора, особенности его идейно-эстетической позиции. Литературно-художественные течения нового и новейшего времени порождают широкие, философски насыщенные образы-символы авторского самосознания. Например, очевидна связь между умонастроением романтизма, символистской доктриной и литературными ролями «пророка», «жреца», «оракула», «медиума» (другой «демонический» полюс романтического авторского сознания роль отщепенца, «проклятого»). Роль пророка может быть воспринята и в предельно расширительном смысле вдохновенного всенародного служения (А. С. Пушкин, Ф. М. Достоевский). Для демократического литературного сознания типичен образ писателя-деятеля, жертвенного борца (Н. А. Некрасов, созданные в его лирике образы Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова). Для самосознания современного литератора на Западе не менее показательна роль «шута», «клоуна», насмешливо демонстрирующего изнанку общественного и мирового порядка. Жизнь подобных образов в читательском восприятии участвует в формировании эстетического объекта.<p class="tab">Вместе с тем А.-творец внеположен своему творению в том смысле, что ни один из компонентов произведения не может быть непосредственно, в обход системы художественных взаимосвязей возведен к личности художника и тем более к личности стоящего за ним человека. Правда, в сочинениях автобиографического и лирического плана А. обнаруживает себя не только как «виновник», но и как «участник» собственного произведения, т. е. в качестве художественно воплощенного человеческого образа; но и здесь всякий раз с большой остротой встает вопрос о совпадении и расхождении этого эстетически претворенного образа с реальной личностью сочинителя (см. Лирический герой). В драматических жанрах А. присутствует только как организатор сценического действия, находясь «за кулисами» и не подавая оттуда «голоса»; если же он в редких случаях и вторгается в события на глазах у зрителей (преимущественно в романтических и символистских произведениях, например у А. А. Блока, Л. Пиранделло), то именно с целью «от противного» подчеркнуть условность драматического представления, «непозволительным» вмешательством разрушить узаконенную иллюзию его самостоятельного хода, а значит, и саму природу жанра (разумеется, здесь А. всего лишь роль, не совпадающая с полнотой авторской личности). Применительно к эпическим жанрам можно говорить об образе А.-повествователя как о косвенной форме присутствия А.-сочинителя «внутри» собственного творения. В художественной прозе под образом или «голосом» А. подразумевается личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни вымышленному рассказчику. Так, В. В. Виноградов трактует А. о. как речевой образ.</p><p class="tab">Представление об авторстве исторически ранее всего возникает при восприятии лирики; в письменной литературе именно лирика впервые стала заниматься не воспроизведением известного от других (будь то миф, эпическое сказание или полуанекдотическая «новость» новелла), а созиданием еще не бывшего, являющегося на свет вместе с личным авторским опытом. Между тем, чтобы утвердилось сцепление эпической, повествовательной речи с образом А., в эстетическом сознании должна была окрепнуть идея о правах художественного вымысла, узаконивающая фигуру новатора-сочинителя. Соответственно складывается и форма повествования от первого лица, привязанная к условному литературному «я» или «мы». За таким условным повествователем стоит факт общественно-культурного признания фигуры литератора как имеющего дерзание и право говорить с читателем от собственного имени, хотя и в санкционированных вкусами эпохи рамках. На ранних этапах литературы нового времени А. о. окрашен внеличными тонами и зависит от признанных норм литературно-профессионального речевого поведения. Романтизм, проводя литературу через школу психологического самонаблюдения, сделал многое для высвобождения личных тонов авторского голоса. Затем повествовательное слово великих реалистов XIX в. вводит, даже невольно, в интимную глубину душевного мира художника, в поистине личностный авторский образ (также Стиль).</p><p class="tab">Обретая неустранимо индивидуальный тон, авторское слово в реалистической литературе XIX в. вместе с тем освобождается от форм условной персонификации исчезает повествовательное «я» или «мы» и в пределе достигается иллюзия никем не опосредованного саморазвертывания жизни. В классическом романе XIX в. изображение преобладает над изложением, А. как бы устраняется из сцен общения героев. Однако повествовательная активность А. при этом внедряется во все поры речевой структуры. Авторское слово, даже не будучи сгруппировано вокруг формального местоименного ядра («я», «мы»), откликается на слово героя, переосмысливает его, вовлекается в его орбиту. Одновременно происходит композиционное расширение авторского кругозора; сознание А.-повествователя не только с какой угодно пространственно-временной позиции панорамирует внешний мир, но и получает способность совмещаться с сознанием каждого из героев (также ст. Полифония). Характером авторской осведомленности тоже постулируется тот или иной образ А.: это может быть всевластный «кукольник», дергающий за нитки марионеток (Н. В. Гоголь по определению Ф. М. Достоевского), невозмутимо любопытствующий естествоиспытатель (И. А. Гончаров, «нависнувший» над распростертым на диване Обломовым), неотступный соглядатай и судия (Л. Н. Толстой), фантастический «стенограф» чужой речи (Ф. М. Достоевский в «Кроткой»), спутник-наблюдатель, чье личное присутствие неопределимо, но дает о себе знать моментами эмоциональной заинтересованности (А. П. Чехов).</p><p class="tab">В прозе XX в., наряду с традиционными формами, заметна, с одной стороны, высокая степень самоустранения А.-повествователя: например, повествование от лица героя-протагониста (у Э. Хемингуэя), имитация безличного «монтажа» из документов, замена вводных, осведомительных и прочих инициативных моментов авторского изложения «экраном памяти» персонажей; с другой стороны обращение к иронически стилизованной авторской фигуре, следующей старинным образцам повествовательного этикета (в прозе А. Франса, Т. Манна). В модернистской литературе образ А. нередко строится как интеллектуально несоизмеримый с изображенным миром и публикой; намеренно разрушая иллюзию «подлинной жизни», на глазах у читателя конструируя сюжет и перебирая его варианты, автор тем самым как бы ставит под сомнение серьезную человеческую причастность к смыслу своей продукции.</p><p class="tab">Послереволюционная отечественная литература развивается под знаком демократизации авторского образа. Включенность А. в мир новых героев и выход его навстречу расширившейся и обновившейся читательской аудитории проявились в сокращении социально-языковой дистанции между говором пестрой массы и авторской речью: последняя становится в принципе открытой сознанию и складу мысли действующих лиц из народной среды (в «Тихом Доне» М. А. Шолохова, у А. П. Платонова, В. М. Шукшина и др.). Глубокое и многообразное развитие получили в советской литературе очерковые, дневниковые и лирико-публицистические формы непосредственного подключения читателя к полудокументальному образу А., к жизненному опыту и сфере наблюдений автора (очерки М. Горького, творчество М. М. Пришвина, «Северный дневник» Ю. П. Казакова, «Последний поклон» В. П. Астафьева и др.).</p><p class="tab">Автор категория не только эстетическая, но и социально-культурная, и в этом последнем смысле должна рассматриваться уже не в отношении к «произведению», а в отношении к «публике» и, шире, к обществу. В аспекте своего социального места автор проделал за минувшие столетия путь от бродячего певца (исполненного, однако, цеховым сознанием своего достоинства), от зависимого лица, патронируемого государем, вельможей и т. п., от дилетанта-энтузиаста, живущего наследственным состоянием и посвящающего свои дни «прекрасному и высокому», к представителю свободной профессии, организующему отношения с публикой на договорных началах (отделяя «вдохновение» от продажи рукописи), наконец, к члену современной профессиональной или корпоративной организации, входящей в наличную систему идеологических и социальных институтов, и в то же время особо доверенному представителю широкой общественности.</p><p class="tab">Литература:</p><p class="tab">Виноградов В. В., Проблема авторства и теория стилей, М., 1961;</p><p class="tab">его же, О теории художественной речи, М., 1971;</p><p class="tab">Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского, 3 изд., М., 1972, гл. 2, 5;</p><p class="tab">его же, Вопросы литературы и эстетики, М., 1975;</p><p class="tab">его же, Эстетика словесного творчества, М., 1979;</p><p class="tab">Проблема автора в художественной литературе, под ред. Б. О. Кормана, в. 14, Воронеж, 1967 1974;</p><p class="tab">то же в. 1, Ижевск, 1974.</p><p class="tab">И. Б. Роднянская.</p>... смотреть
один из способов реализации авторской позиции в эпическом или лироэпическом произведении; персонифицированный повествователь, наделённый рядом индивиду... смотреть
один из способов реализации авторской позиции в эпическом или лироэпическом произведении; персонифицированный повествователь, наделенный рядом индивидуальных признаков, но не тождественный личности писателя. Автор-повествователь всегда занимает в образном мире произведения определенные пространственно-временные и оценочно-идеологические позиции, он, как правило, противопоставлен всем персонажам как фигура иного статуса, иного пространственно-временного плана. Значимое исключение – образ автора в романе в стихах «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, то декларирующего свою близость главным героям романа, то подчеркивающего их вымышленность. Автор, в отличие от персонажей, не может быть ни непосредственным участником описываемых событий, ни объектом изображения для кого-либо из персонажей. (В противном случае речь может идти не об образе автора, а о герое-повествователе, как Печорин из «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова.) Внутри произведения сюжетный план представляется миром вымышленным, условным по отношению к автору, который определяет последовательность и полноту изложения фактов, чередование описаний, рассуждений и сценических эпизодов, передачу прямой речи персонажей и внутренних монологов. На наличие образа автора указывают личные и притяжательные местоимения первого лица, личные формы глаголов, а также разного рода отступления от сюжетного действия, прямые оценки и характеристики персонажей, обобщения, сентенции, риторические вопросы, восклицания, обращения к воображаемому читателю и даже к персонажам: «Очень сомнительно, чтобы избранный нами герой понравился читателям. Дамам он не понравится, это можно сказать утвердительно…» (Н. В. Гоголь, «Мертвые души»). Находясь вне сюжетного действия, автор может достаточно вольно обращаться и с пространством, и со временем: свободно переноситься из одного места в другое, покидать «актуальное настоящее» (время действия), либо углубляясь в прошлое, давая предысторию персонажей (рассказ о Чичикове в 11-й гл. «Мертвых душ»), либо забегая вперед, демонстрируя свое всеведение сообщениями или намеками на ближайшее или отдаленное будущее героев: «…Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или Курганской батареи. Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля» (Л. Н. Толстой, «Война и мир»). В литературе второй пол. 19–20 вв. субъективное повествование с образом автора встречается редко; оно уступило место «объективному», «имперсональному» повествованию, в котором нет признаков персонифицированного автора-повествователя и авторская позиция выражается косвенно: через систему персонажей, развитие сюжета, с помощью выразительных деталей, речевых характеристик персонажей и т. п.... смотреть